АВТОБИОГРАФИЯ

Я родился 23 марта 1949 года в городе Шуя Ивановской области. Родители, Борис Иванович и Нина Васильевна, всю жизнь работали на Шуйско-тезинской прядильно-ткацкой фабрике.

«1-е Сентября» в моей жизни было 20 раз, с 1956 по 1976 годы. В 1956 году мама привела меня в школу, в первый класс. Детский садик я здесь пропустил, а напрасно! У нас была очень хорошая воспитательница Алла Константиновна Кириллова, потомок шуйских дворян. Она хорошо играла на рояле и сама проводила музыкальные занятия. Однажды мы всей группой пошли с ней на прогулку по городу и Алла Константиновна привела нас к себе домой. У нее в квартире я впервые в жизни увидел большой черный рояль.

В начале лета 1958 года мы с тетей Маней, папиной сестрой, пришли на вступительный экзамен в Шуйскую детскую музыкальную школу. В этот день я познакомился с симпатичным белобрысым мальчиком Володей Морозовым, который стал моим лучшим другом на всю жизнь. Он окончил Горьковскую консерваторию по баяну и 30 лет успешно возглавлял коллектив нашей родной музыкальной школы.

В учебные заведения я поступал всегда легко! Учеба в «музыкалке» поначалу тяготила меня, отрывала от уличных забав. Но как раз это очень устраивало моих родителей. Дело в том, что многие наши «забавы» были не только небезобидны, но иногда приобретали явно криминальный характер. Доказательством моим словам служит то, что несколько одноклассников заканчивали школу, находясь в заключении. Именно поэтому мой отец активно поощрял занятия музыкой не только из любви к искусству.

Пять лет мне пришлось разжимать и сжимать меха тульского баяна. Рудольф Геннадьевич Таринов, начинающий педагог, совсем молодой модный парень. «Стиляга», как тогда называли. Ему повезло. Из первого выпуска сразу четыре его ученика поступили в Ивановское музыкальное училище (в их числе и автор этих строк).

Летом я не терял времени, работал баянистом в пионерском лагере «Сосновый бор». За лето в совершенстве освоил пионерский горн и бойко играл все сигналы. Вместе со мной в лагере работал спасателем Аркадий Иванов. Он играл на трубе в каком-то шуйском джазе. Понятно, что меня как магнитом притянуло к его инструменту, ведь по игре на горне я уже был асом. А что такое для баяниста какие-то там три кнопочки!

Во время школьных уроков я очень любил рисовать на обложках учебников морские, воздушные и танковые бои. Фильмы, которые мы тогда смотрели, давали богатую пищу мальчишеской фантазии.

Однажды меня встретил в городе Аркадий и предложил вечером вместе сходить в клуб «Металлист» на какой–то американский фильм. Так я увидел «СЕРЕНАДУ СОЛНЕЧНОЙ ДОЛИНЫ» с участием блестящего оркестра Гленна Миллера. Для меня это был «культурный шок»! С того дня я перестал рисовать танки и самолеты. На обложках учебников стали появляться джазовые музыканты с их диковинными инструментами. Это была осень 1963 года. Моя судьба была предрешена!

Несмотря на то, что «Серенада Солнечной долины» сразу стал моим любимым фильмом, в следующий раз я смог его посмотреть только в 1988 году! Какой кошмар! Я ждал и помнил четверть века! Но ведь тогда не было ни «Горбушки», ни всяких там видео магнитофонов, ни компьютеров. (Уже и «Горбушку» не все помнят!)

Зато вы можете представить себе, как я сейчас «отрываюсь»! «Серенаду» и «Жены оркестрантов» я знаю почти наизусть в русском и английском варианте! Знаю имена почти всех музыкантов, как будто сам работал в знаменитом оркестре. Уверяю Вас, что лучших аранжировок для биг бенда, чем в этих фильмах, не было написано ни ДО, ни ПОСЛЕ! Послушайте внимательно! Одна «At Last» чего стоит! А «I Know Why»! А как идеально все сыграно!

В 1964 году я поступил в Ивановское музыкальное училище по классу баяна и покинул родительский дом, переехав учиться в город Иваново. Так начался шестнадцатилетний период моих скитаний по общагам, казармам и частным квартирам. В общежитии по соседству со мной жили два трубача, Павел Масов и Анатолий Сапожников. Любовь к духовым инструментам проснулась во мне с новой силой. Сначала я просил дать мне понести трубу по дороге в училище и очень этим гордился! Потом уже просил дать мне поиграть. Через некоторое время я создал свой квинтет, где играл на трубе, был лидером и аранжировщиком. По вечерам я пропадал в «духовых» классах, где организовывал музыцирование, отдаленно напоминавшее джазовый джем сэйшн.

Труба у меня была старая, взятая в аренду одного студента-хоровика. Плата за аренду – бутылка портвейна в день стипендии. Труба была вся во вмятинах и совсем не блестела. Педали плохо двигались (о помповой трубе я даже не мечтал). Духовики посоветовали почистить трубу «зеленкой». Я не знал, что так называется специальная паста для чистки металла. Взял кусочек ваты, медицинскую «зеленку» и стал чистить трубу. Результат получился ужасный! Если бы вы видели, в каком виде я явился вечером на работу! В «зеленке» были не только все видимые и невидимые части моего тела! Сама старенькая труба позеленела на всю оставшуюся жизнь!

В молодости все дается легко! Однажды я купил за 40 рублей старый немецкий кларнет. Собственно, кларнет-то мне был не очень нужен. Я страшно мечтал научиться играть на саксофоне, но инструмент можно было получить только в каком-нибудь самодеятельном оркестре, уже имея хоть минимальные навыки игры. Вот я и начал осваивать кларнет, как родственный инструмент, чтобы потом быстро перейти на саксофон.

Как-то перед праздником в фойе училища появились два незнакомых джентльмена. Обратившись ко мне, они сказали, что ищут саксофониста в оркестр Ивановской Шпульно-Катушечной фабрики. Я им ответил: «Этот саксофонист перед вами!». Через час я уже гордо держал в одной руке футляр с немецким саксофоном марки «Вельткланг», а в другой – толстую папку с нотами.

Через день должна была состояться репетиция шпульно-катушечного оркестра. За сутки нужно было выучить огромный репертуар, а я даже аппликатуру саксофона знал очень приблизительно. К тому же ноты на этом инструменте ниже «соль» первой октавы почему-то не брались. Подушки у этого альта были очень старые, изготовлены они были не из тончайшей лайки, а из плохо побритой свиной кожи. Что же было делать? По совету «профессионалов» я зашел с инструментом в туалет, закрыл пальцами все клапаны на саксофоне и через раструб налил полный «самовар» воды. Сначала из-под клапанов струилась вода, но очень быстро подушки размокли, вода перестала протекать и ноты стали браться. Эту варварскую операцию потом приходилось проделывать перед каждой игрой.

Через день я появился в клубе фабрики. Из всех вступительных конкурсов, которые мне пришлось пройти в жизни, этот, пожалуй, был самым трудным! От чрезмерных усилий освоить саксофон за одни сутки, моя нижняя губа была прокушена до крови. Кое-как я отыграл репетицию и с ужасом ждал приговора. «Да!» - сказали мне – «Играешь ты плохо, но мы тебя берем!» Вот так я стал саксофонистом.

В 1968 году я окончил Ивановское музыкальное училище по классу баяна и одновременно сдал экзамен по кларнету за первый курс. Класса саксофона в то время у нас в стране вообще не было.

С 1968 г. по 1970 г. служил срочную службу в том же городе Иванове. Два – три раза в месяц мне было разрешено ходить в увольнение и посещать уроки специальности в классе кларнета преподавателя Александра Никифоровича Логинова. Это был пожилой строгий педагог, в прошлом военный дирижер, фронтовик. Он собирался закончить работу и уйти на заслуженный отдых. Я стал его последним учеником, а он стал моим «кларнетовым папой». Занятия «классическим» кларнетом мне все больше и больше нравились. В роте, где я служил, подъем был в 6 часов утра. Очень часто я вставал задолго до подъема, чтобы успеть позаниматься на кларнете.

В 1971 году я окончил училище второй раз по кларнету и в этом же году поступил в Московскую дважды ордена Ленина консерваторию им. П.И. Чайковского. За годы учебы в консерватории больше всего запомнились уроки в классе выдающегося кларнетиста Владимира Александровича Соколова. Кроме произведений, положенных по программе, он проходил со мной многочисленные симфонические соло (Владимир Александрович около 35 лет проработал солистом Государственного симфонического оркестра СССР под руководством Евгения Светланова). Позднее В. А. Соколов получил звания профессора и Народного артиста России. Я и мой однокурсник Толя Панков стали первыми выпускниками класса Владимира Соколова.

С третьего курса я начал играть партию первого кларнета в студенческом симфоническом оркестре. С нами часто выступали великие дирижеры и солисты. Запомнились программы, сыгранные с Геннадием Николаевичем Рождественским, Фуатом Шакировичем Мансуровым, Мстиславом Леопольдовичем Ростроповичем (в качестве и виолончелиста и дирижера), Эмилем Гилельсом и многими другими мировыми знаменитостями.

Вспоминается один интересный случай. С нашим студенческим оркестром должен был выступать Мстислав Ростропович. Мы тщательно готовились к концерту. На репетициях «Фантазию на тему рококо» для виолончели с оркестром П.И. Чайковского вместо маэстро играла его ученица. Музыка известная, приятная и не сложная. И вот на генеральной репетиции в Большом зале консерватории появился сам Король виолончели! Как всегда, весел, остроумен, с шутками и прибаутками.

Начали играть «Рококо». Зазвучала виолончель. И тут со мной произошло что-то невероятное! Я так заслушался Ростроповича, что забыл вовремя вступить и сыграть на кларнете свою сольную фразу. Маэстро остановился, повернулся с молчаливым вопросом к дирижеру. Фуат Мансуров его успокоил, а в мою сторону бросил очень выразительный взгляд. Начали играть снова. И тут я почувствовал, что не могу ничего с собой поделать! Виолончель Ростроповича просто гипнотизирует меня! Вот уж, во истину, великая сила искусства! Какой позор! Я снова пропустил свое вступление!

Далее произошло самое интересное! Мстислав Леопольдович повернулся, сидя на стуле, к оркестру, нашел меня, бедного, глазами и с уничтожающим сарказмом произнес: «Молодой человек! По-моему, Вам надо менять профессию!» (До сих пор в ушах звучит его прифранцуженное «р»). Дикий хохот всего оркестра подействовал на меня отрезвляюще! Особенно громко смеялись струнники. Привыкшие играть стадом они всегда радовались киксам духовиков-солистов.

Учеба в консерватории подходила к концу. В будущем я уже видел себя солистом симфонического оркестра (работа на вторых голосах меня никогда не привлекала). Постепенно меня стали приглашать на «халтурки» в различные московские оркестры. Я набирался опыта. Особенно запомнилась работа в Московском камерном оркестре Рудольфа Борисовича Баршая. Это был коллектив хорошо известный во всем мире. У Баршая я выступал и записывался с канадской певицей Гаэлин Габорой и молодым скрипачем Владимиром Спиваковым.

В этом же оркестре я познакомился и подружился с выдающимся фаготистом Владимиром Богорадом. Много лет спустя, когда я стал профессиональным джазменом, я узнал, что Володя фанатично любит джаз и прилично играет эту музыку на рояле. Дуэтом мы с ним устраивали потрясающие джазовые «сэйшены»! Но в консерваторские годы любовь к джазу уснула и затаилась где-то в глубинах моей души. Не смогли разбудить ее даже посещения исторических концертов оркестров Дюка Эллингтона и Теда Джонса – Мэла Льюиса!

В те далекие годы в нашей столице без московской прописки не брали на работу ни в один оркестр. Пришлось использовать единственную возможность, чтобы не покидать столицу. Я поступил в «Московский государственный Балет на льду» в должности солиста-кларнетиста и альт саксофониста. Этот коллектив работал от Союзгосцирка и девять месяцев в году ездил по гастролям. Я как иногородний получал «суточные» круглый год, снимал комнату в Москве. Карьера солиста симфонического оркестра все больше от меня удалялась! Наверное, Мстислав Ростропович предсказал мою судьбу!

Чтобы решить «квартирный вопрос», в 1978 году я поступил на военную службу в Ансамбль песни и пляски Советской Армии «Красная Звезда». В свободные вечера я ездил в Джазовую студию ДК «Москворечье», которую возглавлял Юрий Павлович Козырев. Там я познакомился с композитором, пианистом и педагогом Юрием Ивановичем Маркиным. Стал брать у него уроки по джазовой импровизации и аранжировке. Играл в ансамблях Ю. Маркина. В 1979 году я получил квартиру и прописку в подмосковном Одинцове.

Привычка учиться все еще не давала мне покоя, и я решил еще раз поступить в Московскую консерваторию. На сей раз в аспирантуру по классу саксофона. Обсудив эту тему с педагогом, известным кларнетистом и саксофонистом Львом Николаевичем Михайловым, я взял ноты и начал готовить программу.

Казалось, в том, что я поступлю в аспирантуру, не было никаких сомнений. Вот только разучивание концерта Александра Глазунова и каких-то пьес Клода Дебюсси в переложении для альт-саксофона ну никак не вдохновляло! А по вечерам я уже бешено свинговал в полуподвальных помещениях ДК «Москворечье». До окончания работы в военном ансамбле оставался всего один год. Мысль об аспирантуре пришлось оставить.

На Московском джазовом фестивале 1982 года, который проходил в Олимпийской деревне, я познакомился с Анатолием Кроллом, известным бэнд-лидером. Анатолий Ошерович сказал, что как раз через год уйдет на пенсию альт саксофонист его оркестра, и при благоприятном стечении обстоятельств я мог бы занять это место. Предложение Кролла очень сильно вдохновило меня.

Следующий год пролетел как один день. Я приезжал в ансамбль заниматься к 8 часам утра, оставался после работы. Бедные мои соседи, бедная моя маленькая дочка Маша! Я занимался как заведенный. Нужно учесть, что в военном ансамбле в творческом плане царил полный мрак! За четыре года я досыта наигрался песен и плясок! Моя душа уже была «на гражданке» и я видел себя в группе саксофонов известного оркестра. Мне очень хотелось себя как-то проявить! В 34 жизнь только начиналась! Я даже навсегда бросил курить!

После четырех лет гастролей по периметру Советского Союза с военным ансамблем оркестр «Современник» Анатолия Кролла показался каким-то творческим Раем! Это была весна 1983-го. Другие люди, другая музыка, другие разговоры. Концерты в хороших залах, поездки на джазовые фестивали.

В оркестре Кролла прошли хорошую школу многие джазмены 70-х, 80-х. Однако, существовало мнение, что как только музыкант начинал прилично играть, так Кролл начинал думать о том, как скоро этот музыкант покинет оркестр. Чаще всего уходили в оркестр Олега Лундстрема. Я, естественно, учился у Анатолия Ошеровича всему, чему только можно: и импровизации, и аранжировке, и штриховой культуре.

Доказательством моих успехов стало то, что в 1985 году меня пригласил в свой ансамбль «Каданс» Герман Лукьянов. Ансамбль в ту пору был довольно популярен. Работать с Германом было очень престижно. Но как раз в июне этого года у нас родился сын Ваня и по семейным причинам я не мог поменять место работы. Это случилось чуть позднее. Через год.

Почти три года работы с Германом Лукьяновым заслуживают отдельной большой главы и я ее обязательно напишу.

Весна 1989 года. Долгий, пафосный, в несколько туров конкурс в Эстрадно Симфонический оркестр Гостелерадио, которым много лет руководил Юрий Васильевич Силантьев. С приходом на должность худрука Мурада Магомедовича Кажлаева оркестр поменял «вывеску». Теперь он стал называться Большой Концертный оркестр Гостелерадио. Я стал концертмейстером группы саксофонов. Работа престижная, спокойная, «сытная» но скучная.

С юношеских лет я был в восторге от оркестра Олега Лундстрема. По первому зову, не задумываясь «убежал» с радио к Олегу Леонидовичу. Проработав в оркестре Лундстрема более двух лет, я никогда не прерывал творческих и дружеских связей с этим уникальным коллективом и с удовольствием сотрудничаю по сей день.

Уволиться из оркестра Олега Лундстрема пришлось по вполне понятной причине. В 1992 году собрался ансамбль, которым я руковожу до настоящего времени. Моя творческая деятельность перешла в новое качество. Я перестал быть оркестрантом. Я стал солистом, лидером своего ансамбля. На свет появилось еще одно мое детище – Квартет Валерия Киселева. Сегодня – это АНСАМБЛЬ КЛАССИЧЕСКОГО ДЖАЗА, известный как у нас в стране, так и за ее пределами. В 1993 году наш ансамбль стал штатным коллективом в государственной структуре Радио 1 Останкино, где мы и проработали до памятного августа 1998-го. В стране грянул жестокий экономический кризис. В начале сентября нас уволили. Работы не было.

Но, не бывает худа без добра! Я не долго страдал с трудовой книжкой в кармане. В октябре 1998 года, после серии записей на Мосфильме, мне предложили работу в Российском Государственном Академическом симфоническом оркестре кинематографии, которым руководит Народный артист России Сергей Скрипка. Я был принят в оркестр без конкурса на должность солиста.

События происходят! Биография продолжается!

Желаю всем коллегам и друзьям счастья в творчестве и творчества в счастье!

Ваш Валерий Киселёв (артист джаза)